Печать
Категория: Отзывы и рецензии

1. П.П. Ершов. Конёк-Горбунок: русская сказка в трёх частях; рис. Анны Андреевой; послесл. Л. Радзиевской. Общ. благотвор. фонд «Возрождение Тобольска». Москва, 2015.

2. П.П. Ершов. Конёк-Горбунок: русская сказка в трёх частях; рис. и офорты Николая Домашенко: послеслов. Н. Ягодинцевой. Общ. благотвор. фонд «Возрождение Тобольска». Москва, 2015.

3. П.П. Ершов. Конёк-Горбунок: русская сказка в трёх частях; рис. Анны Комбаровой. Общ. благотвор. фонд «Возрождение Тобольска». Москва, 2015. 

Сразу тремя изданиями «Конька-Горбунка» порадовал читателей фонд «Возрождение Тобольска» к 200-летнему юбилею автора. Напомню, Петр Павлович Ершов родился 22 февраля (6 марта) 1815 года в деревне Безруково Ишимского уезда Тобольской губернии. А сам текст «Конька-Горбунка» написан Петром Ершовым ещё в студенческом возрасте, в 1834 году его прочитал однокурсникам Ершова на одной из лекций профессор русской словесности Санктпетербуржского университета Пётр Александрович Плетнёв. В этом же году сказка была напечатана в популярном тогда журнале словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод«Библиотека для чтения», издаваемом книгопродавцем Александром Филипповичем Смирдиным. Таким образом, в прошлом году сказке исполнилось 180 лет. 

 

Все три издания на первый взгляд смотрятся точно близнецы: примерно одинаковые формат и объем, схожий дизайн… – и это объяснимо, не развивая особо интригу, сразу открою секрет, оформлял все три издания один и тот же мастер книжного дизайна, главный художник фонда «Возрождение Тобольска» Иван Лукьянов. Все три книги отпечатаны достаточно небольшим тиражом в подарочном исполнении, в одной и той же московской типографии «Локус Станди». 

Как всегда великолепна полиграфия. И это тоже не вызывает удивления, культура книжного издания, наряду с содержательной частью, всегда была и остаётся одним из основополагающих принципов фонда «Возрождение Тобольска». Как мне представляется, есть в этом своя непререкаемая правда, перефразируя известную цитату, скажу: «В любой книге всё должно быть прекрасно, и смысл, и оформление». Действительно, мало ли сегодня издаётся всяческих брошюр, которые, порой, люди выбрасывают, даже не пролистав до конца.

Что касается оформления трёх «Коньков», несмотря на свою похожесть, «серийность» – которая, конечно, обусловлена общей датой – наполнение этого самого оформления у каждой книги своё, индивидуальное. Ведь выполнены иллюстрации к этим изданиям тремя разными талантливыми мастерами, и у каждого из этих художников – авторов иллюстраций своё индивидуальное «лицо», своё неповторимое видение ершовской сказки, как, впрочем, и у каждого из нас. 

Если говорить о «Коньке-Горбунке», иллюстрированном Анной Андреевой, первое, на что обратил внимание, это ироничное отношение к героям сказки. Однако, это не та полупрезрительная ирония, когда герои воспринимаются автором с «высот своих» как нечто «меньшее», более «низкое»; это добрая ирония, даже некое своеобразное дружеское подтрунивание над собеседником… или же и над собой, одновременно. Мне, в этом плане, работы Андреевой очень напомнили иллюстрации «Конька-Горбунка» талантливого художника начала ХХ века Алексея Фёдоровича Афанасьева. Сатирические рисунки Афанасьева полны оптимизма, мысли и, несомненно, они оказали влияние на дальнейшее развитие оформления сказки Ершова другими художниками.

Наряду с этим, в иллюстрациях Анны Андреевой, чувствуется крепкий культурно-исторический фундамент, на котором построено её прочтение. Именно эта прочная культурная основа и определяет огромное уважение автора именно к русскости, национальным корням сказки. И прежде всего, это выражается в точности изображения художником деталей. И это действительно так, человек работал в Государственном Эрмитаже, Андреева – автор иллюстраций к детским книгам «Сказки Пушкина» и других… Кроме того, для Андреевой работа над ершовским «Коньком» стала особенно дорогой, её дед Михаил Васильевич Андреев – богомаз, то есть человек, который писал иконы – родился в Тобольской губернии. И в семье художницы, по сей день, бережно хранятся его автобиографические заметки, которые так и названы «Воспоминания уроженца бывшей Тобольской губернии». А иллюстрированию самой сказки Ершова художница отдала много времени и сил.

Достаточно гармонично в книге, в чём, безусловно, немалая заслуга дизайнера трёх «Коньков», чередование мозаичных цветных иллюстраций – вот обычная деревенская улица, где пасутся коровы, куры и другая живность; вот Иван уличает братьев в воровстве, они испуганы и растеряны; вот Конек с пером жар-птицы…и графических рисунков, вынесенных на половину страницы. Здесь изображены герои сказки – Иван, царь, царь-девица, чудо-юдо рыба-кит, изображенные в добром юмористическом стиле. Рисунки эти искусно расположены Иваном Лукьяновым на радостном цветочно-узорчатом поле.

Как справедливо отмечает в послесловии к книге её редактор Людмила Радзиевская: «Художница не из головы выдумала свои картинки, их ей подсказали русские лубки и лоскутные одеяла, палехские шкатулки и расписные прялки. Храмы с теремами Анна тоже подсмотрела, вот эту церквушку – в Пскове, а ту – в Соловках». И здесь же Радзиевская справедливо делает ещё один акцент – по профессии Анна Андреева архитектор, автор ряда интересных проектов. Поэтому столь точны в деталях и её сказочные изображения строений, будь то очертания зданий в стольном граде или изображение домов на деревенской улице. 

Интересна и диалектика взросления главного героя сказки Ершова в подаче Андреевой. От страницы к странице, словно изо дня в день, мы наблюдаем, как из светловолосого озорника Иван превращается в настоящего статного добра молодца. И вместе с его взрослением, читателю открывается «взрослеющий» глубинный смысл ершовской сказки – и его ирония, и мудрость народная, которая скрыта в радостном отношении к жизни: иными словами, как мы к ней, так и она к нам.

Отличным от андреевского видения сказки предстаёт взгляд художника, зрелого мастера станковой и книжной графики Николая Домашенко, работы которого находятся в коллекциях Государственного Эрмитажа, Третьяковской галереи, Русского музея, Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Российской национальной библиотеке, Библиотеке Ватикана и других хранилищах. В оформлении ершовской книги кроме рисунков Домашенко Иван Лукьянов удачно вписал четыре его авторских офорта, раскрашенных вручную. 

Отметим, что герои сказки, в видении Николая Домашенко менее сказочны и более реалистичны, нежели у Андреевой, более взрослы и более серьёзны, более философичны, что ли. Здесь чувствуешь суровость крестьянского быта, когда на работу – всем миром, когда каждый пропавший колосок пшеницы вызывает у крестьянина тревогу и боль. Такая реалистичность, впрочем, ничуть не умаляет ценность иллюстраций Андреевой. Просто про книгу, иллюстрированную рисунками Домашенко, мне думается, так же как и про иллюстрации Елены Самокиш-Судковской или Дмитрия Дмитриева можно сказать: «Это издание для более взрослых читателей», где поднимаются более «реалистичные», земные слои ершовской сказки.

Потому и сами герои в изображении Домашенко более взрослы и мужественны – все-таки мужской взгляд, вот и Иван у Домашенко старше, чем тот мальчишка-озорник, каким изначально представляет его нам Андреева; вот и бороды отца и братьев более суровы… – но они, ершовские герои Домашенко, не менее добры и искренни, чем у Анны Андреевой.

Здесь, в «Коньке-Горбунке» в исполнении Домашенко, так же, как и у Анны Андреевой иллюстрации, расположенные на орнаментно-цветочном поле, четко ограничены краями прямо по контуру действия героев, получается, что как бы само действие наложено на этот фон. В книге с иллюстрациями Домашенко это отдельные страницы, на коих главенствующим является само изображение, эти страницы не загружены текстом. За счет этого взгляд читателя здесь концентрируется на самом действии. 

Иные иллюстрации в книге тоже выполнены в цвете, и расположены на белом поле, там же где неторопливо течёт само повествование сказки. В них всё – и текст, и само изображение тоже вполне органичны, здесь тоже ничего лишнего, изображения так же ограничены контуром происходящего. Допустим, читаем на странице:

Говорит ему Конёк:

Вот уж есть чему дивиться!

Тут лежит перо Жар-птицы…

И, здесь же, рядом с текстом Иван и Конёк восхищённо рассматривают это самое горящее ярким светом жарптицево перо.

Как пишет в своём послесловии к этому изданию редактор Нина Ягодинцева: «Из рук редактора книгу принимает художник. И он тоже в первую очередь – пристрастный глубокий читатель, для которого словесные образы приобретают зримые очертания. Рисунки художника – тоже тексты, то есть носители смысла. И здесь тонкостей не счесть. Ведь точность художественного видения книги должна совпасть с ожиданиями читателя – но не только совпасть, а одновременно и открыть что-то новое в авторском тексте. Самый простой путь – прямая иллюстрация – чаще всего и самый проигрышный. Картинка заслоняет текст, закрывает его глубину и многозначность своей прямой трактовкой, и текст становится таким же прямолинейным и плоским, как неудачная картинка. Но нельзя и уводить читательское внимание в сторону от мыслей автора, иначе теряется сам смысл иллюстрации. Рисунок художника – это, в идеале, его высказывание о прочитанном, реплика интересного собеседника, подсказка глубины текста…».

С ней трудно не согласиться. И листая данное издание, мы видим, что и художник Николай Домашенко, и дизайнер Иван Лукьянов достаточно тонко понимают эти грани. Понимают, что малое пространство книжной страницы требуют и от художника, и от оформителя максимальной концентрации, чтобы не нарушить единство изображения и текста. 

Столь же выверенной по единству «прочтения» текста и графики представляется и третья книга: тоже коллекционное издание, проиллюстрированное совсем юной Анной Комбаровой. В отличие от двух предыдущих эта книга более романтична по настроению, что, видимо, объясняется её возрастом, Аня Комбарова недавно окончила факультет ИЗО и народных ремёсел Московского государственного областного университета. Однако, несмотря на молодость, она уже успела зарекомендовать себя как своеобразный и интересный художник-иллюстратор.

Сама техника подачи иллюстраций узнаваема, здесь те же рисунки на фоне орнамента цветочного поля, использованные Иваном Лукьяновым в двух предыдущих книгах. Те же картинки в рамках, тот же народный стиль, которых подсказан, так же как и Анне Андреевой, узорами со старых рушников и наличников. Оформление простое и ненавязчивое, чувствуется, что у дизайнера прекрасно развито чувство меры. 

Только вот Иван-дурак – который у Комбаровой, как и у двух предыдущих художников, и не дурак вовсе, а романтичный блондин – это этакое её девичье воплощение «мечты об идеальном женихе-красавце для девушки». Такова же моложава, к слову, и сама Царь-девица, то играющая на лире, мечтательно закрывая глаза, то смотрящаяся в зеркало со стоящей перед ним искусной шкатулкой, в которой не то румяна с белилами, не то какие-то драгоценные девичьи украшения. 

Столь же романтично представлены у Комбаровой и сюжеты иных иллюстраций: это и пересечение полета стаи ласточек и стаи журавлей; это и стольный град, по улицам которого прохаживаются куры, лошади, здесь же стоит телега с сеном; это и, конечно, отчаянный прыжок Ивана в котел с кипящим молоком, откуда он буквально на следующих страницах является читателю уже абсолютным красавцем-женихом и царём. И вот они уже вдвоём с царевной, милуются в венке берёзовых листьев… 

Опять же и конец у сказки счастливый: добро и любовь побеждают зло, зависть и обман.

И вот результат, перед нами – три книги, три «Конька»… Несмотря на разное видение сказки художниками, у всех трёх изданий подсознательно ощущается сильное объединяющее, общее начало. Не случайно ведь они все три вышли одновременно, не случайно выпущены одним и тем же издателем. А что их объединяет, кроме непосредственно самого события – 200-летия со дня рождения Петра Павловича Ершова, давайте попробуем разобраться.

Для этого позволю себе достаточно длинное отступление. Сказка Ершова и сегодня по-прежнему волнует воображение миллионов людей. Её, с огромным интересом, читают дети и взрослые. И, наверное, как и мне, многим приходят вдруг на ум сами собой эти строки: 

За полями, за долами, 

За высокими горами, 

Не на небе, на земле 

Жил старик в одном селе

Они, строки эти, связаны с воспоминаниями о детстве, с воспоминаниями о самой книге с картинками оттуда, из детства. Не удивительно, что воспоминания эти у всех свои. И дело даже не в нашей изначальной непохожести друг на друга, нашей индивидуальности, все гораздо проще, сами книги, по которым мы вспоминаем сказку, – разные. Ведь с момента своего создания переиздавался ершовский «Конёк-Горбунок», даже не десятки, – сотни раз. И перечитывался он, обыкновенно, не единожды и каждый раз с интересом. Каждое прочтение открывало всё новые и новые грани, отлагались в голове всё новые и новые подробности и детали, рождалось новое и новое понимание сказки… 

Сказка эта написана простым и родным народным языком. Наверное, поэтому прочитанная и в десятый, и в сотый раз, она не только доставляет человеку радость и учит народной мудрости, но и зарождает в ребёнке, во взрослом ли, который тоже когда-то был ребёнком, желание творить самому. Так ребенок – а позже, он же, взрослый, если уберёгся, не потерял в суете сует мирских способность видеть мир глазами ребёнка – начинает импровизировать, создавая в воображении свои личные образы, личные картины волшебной ершовской сказки. 

Пожалуй, ни с одним из литературных произведений, даже со сказками самого Александра Сергеевича Пушкина, не происходило и не происходит столько чудесных превращений. Порой в обыденной жизни, в быту, мы сами того не замечая, вдруг ни с того, ни с сего цитируем ершовские строки «Зачинается рассказ / От Ивановых проказ…» или «Старший умный был детина, / Средний сын и так, и сяк, / Младший вовсе был дурак…»Думаю, не ошибусь, если скажу, что сегодня не осталось не одного вида искусства, куда бы ни проложил свой путь ершовский «Конёк». Мы встречаемся с ним на сцене театра и кино, видим героев сказки, воплощённых в дереве и в камне, в фарфоре и в кости, изображёнными на бумаге или на холсте… Даже прикладные изображения героев сказки на окружающих нас на предметах быта, будь то – на конфетном фантике или на почтовой марке, становятся зачастую самостоятельными произведениями искусства. 

А что уж говорить о книжных иллюстрациях! Не удивительно, что первыми откликнулись на сказку именно художники, первое иллюстрированное издание появилось в 1856 году, а авторами этих первых иллюстраций были известный художник-график Рудольф Казимирович Жуковский и гравёр Лаврентий Авксентьевич Серяков. По оценкам специалистов, судя по менее изощрённой манере гравировки этих работ, чем в более поздних гравюрах Серякова, они были сделаны ещё до 1850 года. Именно эти рисунки Жуковского и Серякова к сказке Ершова воспроизводились позже как лучшие в большинстве дореволюционных изданий. До 1917 года сказку Ершова интересно иллюстрировали ещё несколько художников. Наиболее известны из них рисунки Алексея Фёдоровича Афанасьева и Елены Петровны Самокиш-Судковской (Бернард), а чуть позже, уже после революции, к ершовскому «Коньку» обращались такие талантливые мастера книжной графики как художники: Николай Кочергин, Юрий Васнецов, Владимир Коношенко и многие другие.

Однако, стоит обратить ваше внимание и на то, что с самого своего появления сказка «Конёк-Горбунок» Ершова изначально вызвала абсолютно диаметральное к себе отношение, а значит, и восприятие самой сказки разными людьми. Прежде всего, это люди искусства и близкие к искусству – литераторы и живописцы, литературные и художественные критики, представители творческой интеллигенции и так далее. 

И, конечно, зарождались эти разногласия не на голом месте, но на основе разногласий живущих в самом российском обществе, в разности взглядов интеллигенции на «простого русского мужичка». Кто же он всё-таки, Иван-дурак? Дурак ли… либо сметливый человек из народа, который «дурак в начале сказки», и стоит только сказку до конца дочитать, как поймёшь, простота и искренность, честность и открытость – не всегда есть синоним глупости и скудного ума.

В своём отзыве «Не по Белинскому вышло…» на книгу Ершова «Конёк-Горбунок», изданную фондом в 2012 году с иллюстрациями Вадима Житникова, я частично вскользь коснулся корней и первопричин этих разногласий. Помните, знаменитое пушкинское – «теперь этот род сочинений можно мне и оставить…». Известно, что великий русский поэт ценил и любил живое народное слово, в котором, по его мнению, проявляется наша красота и доброта, которым из поколения в поколение – от деда к отцу, от отца к сыну – передаётся народная мудрость, накопленная веками.

Известно и другое, литературный критик Виссарион Григорьевич Белинский в своем сочинении категорично оппонировал поэту: «Теперь все хотят быть народными; ищут с жадностию всего грязного, сального и дегтярного; доходят до того, что презирают здравым смыслом, и все это во имя народности… О сказке г. Ершова — нечего и говорить. Она… не имеет не только никакого художественного достоинства, но даже и достоинства забавного фарса». В высказывании «неистового Виссариона», точно красной нитью, проходит отношение русской либеральной интеллигенции к русскому народу: иными словами, человеку во фраке не стоит омужичиваться, уподобляться всему «грязному, сальному и дегтярному». Заметьте, это о сказках Пушкина и Ершова, которые сегодня, и это признано многими, сродни сказкам народным, и по языку, и по содержанию, и по русскости своей. Вот поэтому, после «дегтярного», в высказывание Белинского рискну добавить от себя мысленно – «русского народного».

Разногласия сии были тогда, и по сей день есть, и, судя по всему, будут продолжаться и дале. Потому-то кому-то видится Иван простоватым дурачком, а кому-то – главным носителем светлой, справедливой – добро торжествует – идеи сказки. И, далеко не исключением в этом ряду стоит наше время, особенно последние лет этак двадцать. Дело вот в чём, обострённая политизация и деполяризация российского общества в 90-е годы ХХ века не обошла стороной и отношение к… иллюстрированию «Конька-Горбунка», точнее к самим иллюстраторам. Приведу в качестве примера отрывки из одного отзыва-поста, опубликованного на форуме одного из многочисленных интернет-журналов, где одним из комментаторов сравниваются два издания «Конька». В одном из этих изданий в сцене «где расстроенный Иван общается со своим Коньком: Иван не только расстроен, но и собран, встревожен. Одежда Ивана в полном порядке». В аналогичной сцене варианта номер два «Иван лежит на сеновале полуодетый, без одного сапога, полностью расслабленный – натурально, с бодуна. Удивляет, что рядом с Иваном валяются почему-то целых три шапки! Намёк, что Иван с кем-то соображал на троих?». Или еще – «образ Царь-девицы – златокудрая красавица в русском костюме…», вариант два – «перепуганная полуголая Царь-девица пытается удрать, но Иван крепко вцепился в её чёрную косу…». А вотразговор с Месяцем Месяцовичем – «мать Царь-девицы изображена в русской одежде, Иван сидит перед ней прямо, сняв шапку, которую держит в руке», в другом варианте «плавающая в облаках мамаша азерско-иранской девицы имеет лицо типичной хохлушки – особенно умиляет её платок, завязанный на лбу…». Всё здесь, по мнению автора поста в интернете, налицо и «русское» пьянство, и исконно «русская народная» склонность к разбою и насилию, и якобы неприятие нами иных национальных культур…

Справедливости ради отметим, эти противоречия художественного видения, отмеченные в посте – хотя, на мой взгляд, и несколько претенциозны – имеют под собой реальные основы. И эта нарочито-выпуклая «порочная русскость» во втором варианте, которой автор поста так возмущен – опять же нарочито подчёркнутые глупость и пьянство – всё это действительно отчасти спровоцировано самим художником, точнее бытовыми и национальными деталями, которые он очень вольно трактует для иллюстрации всё-таки изначально русской сказки. Безусловно, творчество свободно в своём проявлении, и художник волен изображать то, что он видит и как он это видит. И все же, если это понимание «свободы» чревато в проявлении своём неправдой, оскорблением, очернением кого-то или чего-то, несёт ли такое творчество в своей основе свет и добро? Рискну предположить, что нет. 

Что касается таких избитых штампов во взгляде на «русского Ивана», как национальное пьянство и склонность к разбою, тут как раз таки всё ясно. По мнению автора поста, и это справедливо, со стороны читающего всё это смотрится, как та же «дегтярность» и та же «грязь», будто специально вынутая автором иллюстраций наружу из тазика с грязным бельём. А он, автор поста выступает здесь якобы «обличителем» провокатора-художника. Но иногда глупый «друг» опаснее умного врага. Ведь, с другой стороны, «обличая», он, «не видя краёв», сам тоже становится тенденциозным, его суждения, для большей убедительности аргументов обретают преувеличенные краски, прямо противоположенные окрасу аргументации своего молчаливого оппонента-художника. Получается, что на деле автор поста ещё раз провоцирует читателя к определённому субъективному восприятию, только в иную сторону. Впрочем, это тема для отдельного разговора. 

Что же касается «национализма» – «мамаша азерско-иранской девицы имеет лицо типичной хохлушки» – сразу вспомнилось почему-то следующее, когда я в детстве бывал в гостях у своих родственников в Узбекистане, бросалось в глаза, что у всех памятников Ленину почему-то характерный узкий азиатский разрез глаз. Позже я понял, узбеки – авторы скульптур, видимо хотели подчеркнуть, что Владимир Ильич близок им так же, как и всем другим народам СССР, если не больше… 

Наверное, нечто подобное происходит и с попыткой (читай с желанием) «интернационализировать» русского ершовского «Конька». Не берусь выносить окончательный вердикт, но мне тоже больше по сердцу «Конек» русский, ведь, всё-таки и корни сказки, и язык, и характеры всех её героев имеют ярко выраженные наши национальные черты.

Именно такими, народными представляются мне прочтения ершовской сказки тремя художниками – Анной Андреевой, Николаем Домашенко и Анной Комбаровой – и, несмотря на возраст, на различие мужского и женского видения, родство этих прочтений, для меня, гораздо важнее и больше, чем все их различия вместе взятые. Да и различия сами больше дополняют общее, чем противоречат друг другу. 

И не случайно – не то чтобы уверен, я просто знаю это – именно такие прочтения, именно эти художники, выбраны для издания этих трёх книг фондом «Возрождение Тобольска» к 200-летию автора гениальной «сказки на века». Сказки вечной. И в единении своём, эти три издания воспринимаются не случайно точно тройка, запряженная мудростью народной, добротой и верой в неизбежное торжество правды и справедливости. 

И как-то невольно даже вспоминается вдруг гоголевское: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель… что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях?.. 

Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная богом!.. 

…Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». 

Не в том ли сила наша народная? Не тем ли стоит Русь издревле?.. И не это ли нам стоит в себе хранить и сберегать ныне и присно пуще зеницы ока?..